Юрий Арабов
июль 2018
Можно менять имидж,
можно выучить идиш.
«Господи, ты мя примешь?
Я, как крыло, измят...»
Ведь падать ночью с десяти тысяч
может тот лишь, кто свят.
Люди только стоят, как вспышки, а падают, как снопы,
а умирают, как ангелы, хоть живут, как скоты.
Мы получаем вышку, пристёгиваясь ремнём.
Столетье оканчивается скандалом.
Тысячелетье — большим враньём.
Мы слиты уж тем, что святы, как сдвинутые колени,
потому что убиты, а живём из-за лени.
«Да святится Имя...» — не различу в строке,
потому что глаза мои в пенке на молоке.
Человек есть горстка золы и праха
и попечитель дубовых плах,
но когда шило вываливается из паха,
то и не скажешь, что это — прах.
А когда крылья вываливаются из тела,
и когда нимб впечатывается в закат,
понимаешь, что десять тысяч — это такое дело,
что Симеон-столпник закрывает свои глаза.
Похоже, что нас обманули снова,
и мы обманулись, ощупывая госзнак.
Нам дали попробовать Божье слово
да так, что остался внутри синяк.
...Столетья нет. Просит сфинкс на лапу.
Пирамиды валяют тихую сапу.
Ребёнок тащит из супа волос,
и мыльный пузырь чуть похож на глобус.
Ложь переходит улицу. Постовой вмерзает в стакан.
Что не птица, то курица. В кукурузном початке — банан...
Чем потакать дебилам и ублажать страшилищ,
лучше уже всем миром с десяти тысяч...
С десяти тысяч в масштабе один к трём,
к этим, что в небе, и к тем на снегу, что влюблён...
Мне даже завидно и я заскулю, что отвержен,
дьяволом не опознан, ангелом не задержан.